Искусство боя на мечах стало развиваться в Японии, как мы знаем, в «Период воюющих царств», в течение того столетия, начиная со второй половины XV века, когда многочисленные вожди воевали друг с другом, чаще всего чтобы защитить, а при случае и расширить свои владения, иногда чтобы установить власть над всей страной — стать сёгуном, наместником императора, и контролировать военные дела государства.

И до этого времени, бесспорно, были люди, искусно владевшие мечом, но они, насколько известно, не совершенствовали свое мастерство просто ради него самого. Любопытно, что интерес к искусству меча стал расти уже после того, как ценность меча как боевого оружия значительно уменьшилась. В 1542 или 1543 г. аркебузы были случайно завезены в Японию и немедленно получили там широкое распространение. Битва при Нагасино в 1575 между Одо Нобунага и Такэда Кацуёри (1546—1582), наследником упоминавшегося выше Сингэна, продемонстрировала превосходство огнестрельного оружия. Чтобы возместить его главные недостатки — медленную перезарядку и небольшую дистанцию поражения — Нобунага выстроил три тысячи аркебузиров в три ряда, которые стреляли залпами по очереди. В результате лучшая кавалерия Кацуёри была сметена. Сам Мунэнори коротко замечает, когда речь идет об утимоно, оружии дальнего боя, что «нет ничего лучше лука и ружья».

Школа меча Синкагэ (новое кагэ) развивалась на базе школы Кагэ, основанной Аису Хисатада (1452—1538). Что же такое кагэ? Хисатада ничего не говорит об этом, но Хидэцуна, который «заимствовал некоторые тонкости» школы Кагэ чтобы создать свою собственную, предложил трактовку кагэ как предпочтение пассивного состояния активному и агрессивному. В небольшом эссе, где он описывает школу Синкагэ, которое, как считают, он передал Мунэёси в 1566 г., он утверждает, что цель этой школы «ввести ряд приемов, которые используются в зависимости от действий противника и в ответ на них, подобно тому, как управляют парусом, следя за ветром, и выпускают сокола, завидев кролика». Ягю Мицуёси (1607—1650), сын Мунэнори, также великий мастер меча, дает более развернутую формулировку. В его трактате Цуки но Се («Заметки о луне») говорится: «Меч школы Синкагэ — не клинок ян, но клинок инь; он не предполагает какой-либо позиции, его позиция — в отсутствии позиции. Позиция школы Синкагэ — совершать действия в ответ на движения противника. Цель этой школы — ни рубить, ни парировать, ни побеждать, ни проигрывать». Короче говоря, кагэ — это отказ от нападения в пользу защиты, от внешних проявлений в пользу внутреннего процесса, от тела в пользу сознания.

Каким же образом эта школа приобрела влияние в мире поединков, где, казалось бы, должен был бы преобладать практицизм? Основной причиной, возможно, было снижение значения силы и храбрости отдельно взятого воина перед лицом возрастающего удельного веса пехоты в военных конфликтах — процесс, несомненно, ускоренный введением и повсеместным распространением в XVI веке огнестрельного оружия. Поскольку практическое значение профессионального мастера меча в военной тактике сходило на нет, он был вынужден, чтобы оправдать свое существование, искать в искусстве меча какое-то духовное назначение. Это изменение отношения к мечу и к искусству фехтования на мечах может быть проиллюстрировано на примере двух людей, Цукахара Бокудэна (1490— 1571) и Ягю Мунэёси, которые оба сложили по сотне танка о том, что значит быть мастером меча. Бокудэн пользовался репутацией великого воина и мастера меча. С 1612 г., когда ему было двадцать два года, и по 1662 г., когда ему было семьдесят два, он принял участие в тридцати девяти сражениях и в девятнадцати поединках помимо поля битвы. Число воинов и мастеров меча, которых он уложил, достигает 212. Он не проиграл ни одного поединка и за всю свою жизнь получил только шесть ран от стрел. Сотня стихов, написанных Бокудэном, говорят о практических аспектах готовности к бою, являясь отражением его насыщенной битвами жизни. Более четверти стихов посвящены мечу, девять — луку, семь — коню, пять — копью, пять — маневрам на поле боя и так далее. Некоторые стихи, однако, касаются и более общих сторон бытия воина, но даже состояние ума, которое они описывают, на удивление практично.

Если воин никогда не забывает о единственной вещи, смерти, его никогда не застанут врасплох.
Урок, который всякий раз получает воин —
окончательный, в конце только одно: смерть.
Если воин отбросит в сторону две вещи,
жизнь и смерть, ничто лучше не прояснит его сознание.

Боевой опыт Мунэёси не столь впечатляет, как послужной список Бокудэна, и он, похоже, не участвовал в поединках, кончавшихся смертью противника. Различие между стихами Бокудэна и Мунэёси тем более заметно. Мысли Бокудэна носят практический характер, в то время как Мунэёси настроен философски. В первых же стихах он говорит:

Не имея средств, пройти через эту жизнь
я делаю искусство меча своим убежищем, печально
оперившись на него.
Хорошо иметь его в качестве укрытия — искусство меча бесполезно, чтобы сражаться
с обстоятельствами.
И пусть я могу выиграть поединок на мечах,
я — каменная лодка, не способная пересечь море,
именуемое жизнью.

Принизив, таким образом, искусство меча, Мунэёси говорит, что оно предназначено для того, чтобы дисциплинировать себя и достичь добродетелей, которые, в конечном счете, могут помочь сохранить этот мир в мире.

В искусстве меча постоянно упражняйся
и дисциплинируй себя, но не показывай его — спрячь его, будь скромным
в отношении него.
Если твой разум достигнет вершин в искусстве меча, не останется места для меча и прочих орудий.
В искусстве меча не распускайся, будь внимателен, не говори слишком много слов, способных уколоть чье-либо ухо. Когда, наконец, он сможет обходиться без меча, тогда мастеру меча не понадобится меч у пояса.
Конечная цель искусства меча лежит в Пяти Добродетелях — всегда храни это в глубине своего сознания.
Искусство меча — для тебя в обстоятельствах невозможных — помни об этом, и упражняйся старательно.
Если ты станешь наставником в искусстве меча, сперва обучи своего ученика закону и загляни в его сознание.
Если ты нескромен и будешь показывать свое умение владеть мечом, люди тебя возненавидят и тебе станет неловко.
Если перечислить все блага, заключенные в искусстве меча, то они многочисленны, включая добродетели неба и земли.
Среди тех, кто правит миром и защищает страну, нет ни одного, кто в сознании не использует искусство меча.

Этот исторический сдвиг от практицизма к философским рассуждениям, очевидный на примере двух воинов, мастеров меча, Цукахара Бокудэна и Ягю Мунэёси, продолжался и при Мунэнори, сыне Мунэёси, и преобладание сознания над телом стало главной идеей Хэйхо Кадэн Сё, самого важного из трактатов школы боя на мечах Синкагэ. В общем, философская подоплека идеи преобладания разума может быть возведена к буддийскому постулату, что «в Трех Мирах нет никаких особых законов, все является творением единственного разума». Связанное с этим положение в Хэйхо Кадэн Сё, что идеальное состояние сознания может быть достигнуто через искусство меча, восходит к философским доктринам буддизма, конфуцианства и даосизма, которые прямо или косвенно полагают, что занятие любым достойным делом может привести к духовному освобождению. Занятие же можно избрать любое: танцы, оформление садов, питье чая, фехтование на мечах. Как только что-то предпринято и превращается в серьезное занятие, оно становится мидаи или до (китайское дао) — «Путем». А постигнуть Путь — значит стать просветленным. Если говорить более конкретно, то перенос акцента на сознание в Хэйхо Кадэн Сё — результат знакомства Мунэнори с Такуаном (1573—1645), выдающимся мастером дзэн-буддийской секты Риндзай. Учение дзэн распространялось в Японии с тринадцатого века и имело большое влияние на военное сословие, которое незадолго до этого обрело власть и которому суждено было править страной до середины девятнадцатого века. Думается, что дзэнское учение более всего отвечало духовным запросам воина, поскольку проповедовало строгий образ жизни, простоту, самодисциплину и безразличие к жизни и смерти. Одной из двух сект дзэн, которые привились в Японии и стали пользоваться авторитетом, была Риндзай, основанная Эйсаем (1141—1215). Ее целью было достижения просветления через интуицию, в то время как секта Сото, которую основал Догэн (1200—1253), добивалась того же посредством сосредоточенного повседневного аскетизма.

На том понимании дзэн, которое исповедовал Мунэнори, лежит явный отпечаток личности Такуана. Неизвестно, когда и как мастер меча впервые встретил дзэнского мастера, но к тому времени, когда Такуан был вовлечен в религиозную дискуссию с правительством Токутава и сослан в 1629 г., они, очевидно, уже стали близкими друзьями. Когда Такуан был прощен по смерти второго сёгуна Хидэтада в 1632 г., Мунэнори представил его третьему сёгуну Иэмицу, который очень привязался к монаху и велел построить для него храм. Некоторое время Такуан жил у Мунэнори. Из двух трактатов Такуана о дзэн и об искусстве меча, Фудоти Симмё Року («Тайное писание о непоколебимой мудрости») считается первой работой такого рода, которая стала настольной книгой всех, занимавшихся военным искусством в период Токутава. Обычно считается, что Такуан написал этот трактат для Мунэнори; одна глава даже содержит несколько абзацев, упрекающих мастера меча за его развязное поведение в обществе. Возможно, однако, что книга была написана по просьбе сёгуна Иэмицу, который впоследствии дал ее Мунэнори. В любом случае, тезис Такуана, утверждающий превосходство сознания, наложил неизгладимый отпечаток на книгу Мунэнори. О происхождении другого трактата, Тайаки («Хроники меча Тайа») известно гораздо меньше, и он имеет более общий характер. Несомненно, однако, что эта небольшая работа также явилась вкладом в формирование идеи кэндзэн итти, «единства дзэн и искусства меча».

Дзэн описывается Такуаном как средство достижения уравновешенного, но полностью освобожденного состояния сознания. В Фудоти Симмё Року Такуан описывает идеальное сознание, сперва раскрывая термин фудоти, «непоколебимая мудрость»:

Фудо [неподвижный] не означает неподвижности камня или дерева. Разум, который движется, — влево, вправо, в десяти направлениях и в восьми точках, но нигде не задерживается ни на секунду, имеет фудоти ... Равным образом Фудо Мео [Непоколебимый Сияющий Правитель — японский эквивалент Ачала — «неподвижный»] символизирует человеческое сознание, которое не движется, тело, которое неподвижно. Быть неподвижным означает не оставаться с чем-либо.

Он имеет в виду также фразу, сказанную китайским философом Мэнцзы: «Ищи отпущенное сознание», и объясняет:

[Искать отпущенное сознание], означает то, что вы должны искать сознание, которое было отпущено, и вернуть его себе. Например, если ваша собака, или кошка, или курица были отпущены и куда-то ушли, вы будете искать их и вернете их домой. В то же время человек по имени Шао Ганцзе сказал: «Вы должны отпустить ваше сознание». Это как раз наоборот. Он имел в виду то, что если вы будете держать ваше сознание на привязи, оно утомится и не будет работать, как кот, и для того, чтобы ваше сознание не застоялось и не стало разлагаться, вы должны использовать его должным образом, предоставить его себе и следовать за ним, где бы оно ни было.

Или, используя более наглядный образ:

Если вы поставите пустую тыкву на воду и тронете ее, она опрокинется набок. Как бы вы не старались, она не будет стоять на одном месте. Сознание того, кто достиг наивысшего состояния, не задерживается ни на чем даже на секунду. Оно подобно пустой тыкве, которую вертят на воде.

Хэйхо Кадэн Сё с разных точек зрения рассматривает, сколь необходимо мастеру меча упражняться таким образом, чтобы обрести подобное сознание.

С его акцентом на разуме и предрасположенностью к философствованию и абстракции трактат лэйхо Кадэн Сё резко контрастирует с Горин но Сё («Книга пяти колец»), произведением, написанным современником Мунэнори, Миямото Мусаси (1584-1645). В предисловии к своей книге, завершенной в 1645 г., Мусаси обещает не употреблять «древних слов и выражений буддистов и конфуцианцев» при изложении своих взглядов, и действительно обходится без них. Горин но Сё — непосредственное описание практических аспектов применения оружия, главным образом мечей. Не то чтобы Мусаси не был заинтересован в обретении «Пути». По его собственным словам, он прекратил сражаться, когда ему было под тридцать, победив всех своих противников более чем в шестидесяти поединках. С тех пор он сосредоточился на постижении «более глубокого начала», и когда ему исполнилось около пятидесяти, достиг просветления. Занятие фехтованием, как способ достижения более высокой ступени познания, было столь же важно для Мусаси, как и для Мунэнори.

Различие между двумя мастерами меча происходит, возможно, из разницы в их социальном положении. Мунэнори был советником сёгуна, круг его друзей включал даймё, знать, монахов и художников. Мусаси, как и Цукахара Бокудэн, был свободным человеком, который кормился своим мечом. Более существенное различие заключается еще и в том, что меч Мусаси, в отличие от меча Мунэнори, был предназначен для того, чтобы убивать. Хидэцуна, основатель школы Синкагэ, придумал фукуро-синай, меч из бамбука и кожи. По сравнению с деревянным мечом, не говоря уже о настоящих мечах, фукуро-синай значительно уменьшал возможность случайной травмы при ударе. К тому же, в обычных условиях, «поединки» школы Синкагэ сводились лишь к демонстрации форм ката.

Хидэцуна, Мунэёси, Мунэнори и Мицуёси очевидно были превосходными мастерами меча, хотя Мицуёси и приводит жалобы одного из своих современников, мастеров меча, что поскольку школа Синкагэ делает упор на формальную тренировку и на тренировку разума, «качество школы Синкагэ ухудшилось со времени господина Мунэнори». Если даже это и так, идея муто, противостояние вооруженному противнику без оружия, которую школа Синкагэ считала своей наивысшей задачей, была в значительной мере результатом ее принципиального отказа от уничтожения противника. В этом смысле школа искусства меча Синкагэ была пацифистской.