Верность господину и беспрекословное подчинение
наставнику стали основой педагогической системы средневековых школ бу-дзюцу.
"Когда личность - а не разум, душа - а не рассудок избираются учителем в
качестве материала для работы, всё занятие обретает священный характер", -
пишет Нитобэ Инадзо в книге "Бусидо. Душа Японии".
"Родители дали мне жизнь, учитель сделал меня человеком", гласит одна
из заповедей самурайства. При такой постановке вопроса почёт и уважение, оказываемые
учителю, были чрезвычайно велики. "Твои отец и мать подобны небу и земле,
- гласит другая заповедь. - Твои господин и учитель подобны солнцу и
луне". Нетрудно проследить в этих изречениях кровное родство с широко
известными конфуцианскими догмами, на которые опирались правители феодальной
Японии. Обучение в родовых, семейных школах, начиналось чуть ли не с
младенчества, и от юного неофита не требовалось иных гарантий верности, кроме
кровных уз. Традиция оттачивалась из поколения в поколение, достигая в каждом
новом отпрыске рода предельного блеска и совершенства. Постепенно семья
разрасталась в силу естественного прироста, и обладателями секретов школы
значительное число людей. Это была элитарная прослойка рю, приобщённая к
"тайным заповедям". В некоторых случаях все они были связаны
обязательством никогда, никому и ни под каким видом не выдавать своих особых
познаний - на протяжении веков дзюцу бытовало в узких рамках родовой школы.
Иногда прославленные мастера благодаря своим ратным подвигам получали
назначение на официальную должность придворного или армейского наставника
фехтования, стрельбы из лука и т.п. Естественно, вассальный долг обязывал
виртуоза не за страх, а за совесть обучать молодых самураев, что он и делал, не
посвящая, впрочем, своих подопечных в мицудэн.
В рю, сформированных по принципу профессионального отбора, приём и посвящение
осуществлялись по-иному. Многое роднит их с китайскими школами у-шу.
Абитуриента, если он не был лично знаком с главой школы, непременно
рекомендовал кто-либо из старших учеников. Поступающий должен был представить
доказательство своего благородного происхождения из семейства самурая (букэ)
или киотской дворцовой знати (кугэ). Далее в процессе собеседования выяснялась
степень его физической и духовной подготовки и оговаривались условия занятий
(большинство школ были платными). Если беседа заканчивалась обоюдным согласием
сторон, поступавший расписывался кровью, а точнее, как было принято на Востоке,
ставил фамильную печать под уставом школы. Правила, перечисленные в уставе,
варьировали большинство положений Бусидо, делая особый упор на уважении учителя
(сэнсэй) и старших по уровню мастерства (сэмпай). В любом уставе требование
секретности стояло на одном из первых мест. Нарушение обязательств по отношению
к школе каралось смертью. Рю во главе с верховным наставником функционировала
во времени и пространстве как некое независимое социальное объединение,
братство по оружию. Прошедший полный курс обычно получал сертификат в виде
свитка с печатью учителя, но на этом связи со школой не прерывались, ибо
считалось, что долг перед наставником оплатить в земной жизни невозможно.В
школах бу-дзюцу, за редким исключением, не существовало специальных
тренировочных костюмов. Поскольку полученные навыки должны были находить применение
в реальной жизни, самураи приходили на занятия в стандартном
"партикулярном" платье. Обычно это были куртка с широкими рукавами
(хаори) и широкие шаровары (хакама), не стеснявшие движений. Непременными
деталями служили кушак и повязка на лоб для удержания волос (хатимаки). На
занятия полагалось приходить босыми, хотя в быту самураи обувались в мягкие
сандалии (дзори) или сандалии в виде дощечек на подставках (гэта). Можно
представить себе, с какими сложностями при отражении неожиданной атаки сталкивались
опытные мастера, облачённые в парадные одежды - длиннейшее кимоно с рукавами
почти до пола и "выходные" удлинённые шаровары (нагабаками) со
штанинами, шлейфом, волочащимся по земле!
К обучению в школе воинских искусств (в одной или последовательно в нескольких
рю) самурай готовился с детства. Японские дети, несмотря на присущее родителям
исконно конфуцианское чадолюбие, всегда росли в суровых условиях. В самурайских
домах, как и в крестьянских, мальчишки зимой и летом бегали в лёгком платье с
непокрытой головой и босиком, либо в лёгких соломенных сандалиях. Носки (таби)
выдавались только к парадным выходным. Отопление, представлявшее собой
вмонтированную в пол жаровню с углями, было редкостью даже в замках. Знаменитое
стихотворение, в котором критики порой усматривают нотки социальной сатиры,
отражало типичную деталь средневекового быта:
Провёл я как-то ночь
В опочивальне князя -
И всё равно продрог.
Вот что пишет автор "Сокрытого в листве" о воспитании детей в
самурайских семьях:
"Существуют вполне определённые методы воспитания ребёнка самурайского
рода.
С ранних лет нужно поощрять его храбрость, не следует запугивать его или
обманывать. Если ещё в детстве он будет мучиться тревогой и страхами, след от
нанесённого ущерба останется с ним до могилы. Родители не должны слишком
опекать ребёнка, нельзя позволять ему обнаруживать страх при ударе грома, не
нужно запрещать ему гулять в темноте. Скверное обыкновение - рассказывать
ребёнку страшные истории, чтобы заставить его замолчать, когда он плачет. В то
же время, если ребёнка слишком сильно наказывать, он вырастет робким,
самоуглублённым созданием. В любом случае необходимо заботиться, чтобы он не
приобрёл дурных черт характера". Рацион взрослых и детей включал в
основном рис, редьку, баклажаны и огурцы, сою, кое-какие соленья, моллюсков и
рыбу. Мясо, запрещённое буддизмом, потреблялось лишь изредка, после охоты или
на званых пирах в замках знати.
С младых ногтей самурая приучали не бояться темноты, одиночества, дикого зверя
и нечистой силы. Классическая литература переполнена рассказами о подвигах
самураев, торжествующих благодаря своему хладнокровию и мужеству над коварной
нечестью. Вкус к выслеживанию, погоне, убийству прививался на охоте.
Бесстрашное отношение к человеческой крови впитывалось при упражнениях с мечом
на трупах врага, на преступниках в тюрьме, а порой и на не в чём не повинных
живых бродягах и нищих крестьянах. К пятнадцати годам, когда подросток проходил
обряд инициации и, выбрив лоб, получал два самурайских меча, он уже был вполне подготовлен
к карьере воина.
Учитывая подобную подготовку, самураи сравнительно легко переносили физические
и моральные тяготы, которые поджидали их на начальном этапе обучения в школах
бу-дзюцу. А тяготы были немалые. Месяцами длились скучные, однообразные упражнения.
Постановка базовой техники новой школы даже у опытных самураев зачастую
отнимали годы. Обучение по ускоренной программе не практиковалось вообще, ибо
принято было считать, что каждый поступивший в данную школу (нюмонся) должен
вжиться в новую систему, полностью перестроив свой организм. Дважды в год, в
зимние холода и в разгар летней жары, по восемьдесят дней проводились усиленные
занятия - "сборы", так называемые зимние учения (как-кэйко) и летние
учения (сёто-кэйко). В эти периоды тренировки продолжались почти круглосуточно,
чередуясь с часами сидячей медитации - практика, пришедшая из дзенских
монастырей. Зимой - в снегу босиком и без тёплой одежды, летом - на солнцепёке,
в духоте, под дождём. Так проходили "сборы", и точно так же проходят
они во многих школах поныне.
Преподавание с точки зрения технических деталей было полностью подчинено
канону, который не менялся в течении веков. Малейшая попытка исправить или
дополнить мастера рассматривалась как вопиющее нарушение этикета.
Само слово "учиться" (манабу) в японском языке происходит от глагола
манэбу, что означает "подражать", "копировать". Таким
образом, ученик должен был, прежде всего, тщательно копировать действия
учителя. Далее, слово "тренировка" применительно к воинским
искусствам обозначается понятием "закрепление и повторение старого"
(кэйко), где под "старым" подразумеваются, прежде всего, заветы
старых мастеров.
Можно утверждать почти наверняка, что школы бу-дзюцу, дожившие до наших дней,
абсолютно идентичны если не по укладу, то по методике обучения своим далёким
предкам времён феодализма.
Методика преподавания в школах бу-дзюцу была весьма сходна с китайской.
Первый этап - постановка базовой техники (кихон), закладка основ правильных
движений: блоков, ударов, стоек, переходов, маневрирования.
Второй этап- разучивание комбинаций (рэндзоку-вадза) из нескольких элементарных
приёмов с завершающим ударом или броском (иппон-вадза и самбун-вадза).
Третий этап - разучивание сложных комплексов формальных упражнений с включением
многочисленных приёмов (ката), имеющих также и прикладное значение. На этой
стадии предполагался активный духовный рост, способствовавший достижению
совершенства.
Овладевший всем техническим арсеналом школы, проходил посвящение в тайные
традиции (мицудэн), если заслуживал того по мнению наставника.
Далее перед ним открывались широкие просторы свободного варьирования сочетаний
и приёмов и оттачивания мастерства.
В процессе обучения ученик должен был всесторонне подтвердить свои бойцовские и
человеческие качества, достойно зарекомендовав себя перед учителем и старшими
собратьями. Соответствующий пояс (хотя система поясов появилась сравнительно
недавно), а также дан (степень зрелого мастерства) присуждались либо самим
наставником, либо общим собранием старших учеников под председательством
наставника. Каждое звание подтверждалось удостоверением вплоть до
заключительного сертификата мастера высшего класса (мэнкё).
Обратимся к популярному жизнеописанию знаменитого фехтовальщика XVI в. Цукахара
Бокудэн:
У мастера было три сына, которые с детства обучались владению мечом. Пришло
время - и отец решил проверить, на что способны его наследники. На шнурке
занавески, прикрывавшей вход в комнату, он поместил подушечку, которая должна
была упасть при лёгком колебании ткани. Затем отец приказал сыновьям явиться к
нему в порядке старшинства.
Подойдя к двери, старший сын по провисанию шнурка, конфигурации складок и
прочим малозаметным признакам догадался, что над входом - какой-то посторонний
предмет. Протянув руку, он осторожно снял подушку, раздвинул складки и вошёл.
Средний сын сюрприза не заметил, но когда подушка сорвалась со шнурка, успел
поймать её в полёте.
Младший сын рывком откинул занавеску, и подушка шлёпнулась ему на затылок - но
прежде, чем она успела коснуться земли, бравый самурай рассёк её надвое мечом.
"Ты, сын мой, - сказал Бокудэн старшему, - готов к тому, чтобы стать на
Путь меча. Ты, - сказал он среднему, - должен ещё немало потренироваться, а ты,
мой младший сын, - позор для нашего рода!"
Среди самураев, не связанных ежедневной службой, популярно было паломничество
из школы в школу (муся сюгё) с целью накопления опыта и расширения диапазона
бу-дзюцу. Иногда такого рода рыцарские странствия носили агрессивный характер.
В жажде утвердить славу непобедимого фехтовальщика самурай, подобно своим
европейским коллегам-рыцарям, вызывал на поединок всякого, кто подворачивался
под руку. Поскольку основной заповедью в большинстве рю было убийство наповал с
первого удара (хиссацу), побеждённому редко приходилось жаловаться на пристрастность
судьи или нарушение правил. Если повод для поединка был достаточно важным,
противнику посылался официальный письменный вызов с подробным и весьма
напыщенным изложением мотивов. Таким же образом решались и споры между
конкурирующими школами. Решительное поражение или смерть главы одной рю чаще
всего приводили к возвышению другой.
Овладение секретами воинских искусств для самурая было равносильно бесконечному
Пути, духовному и нравственному самосовершенствованию во имя наилучшего
исполнения долга:
"Тренировке человека нет конца. Бывает, что вы вдруг начинаете чувствовать
себя достигшим полного совершенства и перестаёте заниматься тем, чем занимались
до сих пор. Между тем, кто хочет быть совершенным, тот всегда должен помнить,
что он ещё очень далёк от этого. Только не довольствующиеся уже достигнутым и
постоянно стремящиеся к высшим достижениям будут почитаться потомством за
лучших людей", - убеждает "Сокрытое в листве".
Так же как истинный художник считает, что лучшая его картина ещё не написана, истинный
воин должен считать, что подлинные секреты мастерства ему ещё не доступны, как
и горные высоты духа. Хотя буддийские стадии самосовершенствования и не имеют
прямых аналогов в воинских искусствах, идея "восхождения" в обоих
случаях вполне очевидна. Это восхождение осуществляется по стадиям, которые как
бы соответствуют виткам спирали в классической диаграмме, изображающей развитие
Вселенной. Спираль, уходящая в беспредельность. Только духовное прозрение,
слияние с Пустотой, с Абсолютом и ощущение внутренней гармонии могут сделать
человека настоящим Мастером воинских искусств или Мастером чайной церемонии,
икэбаны, живописи, поэзии…Священное писание самурая, "Сокрытое в
листве", гласит: "Следует ценить золотую середину", но когда
речь идёт о воинских искусствах, даже в ежедневных тренировках самурай должен
неизменно чувствовать, что его мастерство превосходит мастерство соратников…
Самурай, чья конечная цель заключается в победе на поле брани, в одолении
доблестного противника, является истинным воплощением самурайской чести и
мужества, неукротимым и рьяным".
Наибольшее внимание в среде буси уделялось важнейшим разновидностям оружия -
мечу, копью, алебарде, луку. Борьба без оружия всегда имела второстепенный
характер и практиковалась только как вспомогательное средство "на чёрный
день", так как самурай всегда носил при себе небольшой арсенал и не
расставался с ним даже ночью. Однако в любом виде рукопашного боя требовался
психофизический тренинг кэмпо.
Чаще всего в школах бу-дзюцу преподавали технику владения одним-двумя из
основных видов оружия на базе классического кэмпо. Школа бу-дзюцу давала
относительно узкую специализацию, но, кроме того, самураю полагалось знать и
зачатки других важнейших дзюцу (каноническое их число составляло восемнадцать),
чтобы столкновение с мастером другой школы не было для воина роковым сюрпризом.
Квалифицированный буси являлся в известном смысле универсалом и мог со своим
мечом, копьём или палицей, а иногда и просто голыми руками успешно обороняться
против многих противников.
Даже женщины в самурайских домах обучались владению алебардой (нагината), а
иногда также мечом и кинжалом, чтобы уметь в случае необходимости постоять за
себя, а главное - чтобы проникнуться духом воинских искусств, понять
устремления отцов, мужей, братьев и быть им верной опорой в жизни.
Преподавая дзю-дзюцу самураям, их наставники подчёркивали, кроме всего прочего,
что самурайская борьба без оружия является "истинной наукой японского
народа", дающей ключ к пониманию многих философских и этических вопросов
мировоззрения японцев. Дзю-дзюцу требовала от изучающих её глубокого знания
анатомии человека, соблюдения диеты, выработки спокойствия и хладнокровия.
Только воин, способный сохранять самообладание при любых обстоятельствах, мог
эффективно применять приёмы дзю-дзюцу, невзирая на вооружение или силу
противника. И в этом случае определяющее значение имела психологическая
тренировка по системе дзен с её медитацией. Не менее важными в борьбе были
отработка выносливости, достигаемой в результате каждодневных тренировок при
работе над приёмами, и соблюдение диетических норм. Рацион самурая не допускал
излишков и включал в себя такие продукты, как рис, овощи, рыба, фрукты. Летом
на завтрак и обед подавались свежие фрукты и овощи (лук, помидоры, морковь,
редька, репа, капуста и т.д.), варёная рыба, рис и чай - напиток, поднимающий
жизненный тонус. Зимой пища воина оставалась такой же, с тем лишь изменением,
что в неё входили ещё лепёшки, а фрукты и иногда рыба присутствовали на столе в
сушёном виде. Считалось, что подобная еда всегда поддерживает превосходное
здоровье и укрепляет силу мускулов.
Хотя тренинг самураев в школах бу-дзюцу был строго засекречен и взору
изумлённых зрителей представали порой лишь его результаты - тела, разрубленный
от плеча до пояса, отражённые голыми руками стрелы, вспоротые животы, - нет
никаких сомнений, что этот тренинг имел много общего с подготовкой мастеров в
континентальных школах кэмпо.
Вот текст, извлечённый из классического трактата - макимоно. В нём, как в капле
воды, отражена вековая мудрость воинских искусств, их философия и логика,
психология и космогония. Подобные откровения существовали в традиции многих
школ. Их заучивали и повторяли как заклинание перед тренировками и боем:
У меня нет родителей -
моими родителями стали Небо и Земля.
У меня нет очага -
Единое Средоточие (сайка тандзен) станет моим очагом.
У меня нет божественного могущества -
честность станет моим могуществом.
У меня нет средств к существованию -
покорность природе станет моим средством к существованию.
У меня нет волшебной силы -
внутренняя энергия (ки) - моя магия.
У меня нет ни жизни, ни смерти -
вечность для меня и жизнь и смерть.
У меня нет тела -
смелость станет моим телом.
У меня нет глаз -
вспышки молнии - мои глаза.
У меня нет ушей -
пять чувств - мои уши.
У меня нет членов -
мгновенное движение - мои члены.
У меня нет закона -
самосохранение станет моим законом.
У меня нет стратегии -
свобода убивать и свобода даровать жизнь
(саккацу, дзидзай) - вот моя стратегия.
У меня нет замыслов -
случай - мой замысел.
У меня нет чудесных свойств -
праведное учение придаст мне чудесные свойства.
У меня нет принципов -
приспособляемость ко всему (ринкёкэн) вот мой принцип.
У меня нет тактики -
пустота и наполненность (кёдзицу) - вот моя тактика.
У меня нет талантов -
быстрота духа-разума (тои сокумё) - вот мой талант.
У меня нет оружия -
доброжелательность и правота - моё оружие.
У меня нет крепостей -
невозмутимый дух (фудосин) - моя крепость.
У меня нет меча -
растворение духа в Пустоте (му-син) - вот мой меч.
