На первый взгляд, многие из принципов бусидо могут
показаться сами по себе положительными, например неподкупность, резко
отрицательное отношение к накоплению богатств и вообще пренебрежение к деньгам
и материальным ценностям, как таковым. Не может не вызывать симпатии развитие
человеком таких качеств, как мужество, самообладание, правдивость, скромность,
чувство собственного достоинства и т.п.
Однако мораль сословия самураев служила только сословию данного класса, она
была действительна только в среде военно-служилого дворянства и не
распространялась на отношения буси с низшими слоями, находившимися вне законов
самурайской морали. Анализ отношений между самураями и низшими социальными
слоями феодальной общности Японии - крестьянами, ремесленниками, париями и др.
показывает, что моральные принципы бусидо были не равнозначными для
господствующего класса и простонародья. Если скромность предписывала самураю
вести себя с господином подчёркнуто вежливо и скромно, быть терпеливым, то в
отношениях с простолюдином буси, наоборот, держался надменно и заносчиво. Здесь
ни о какой вежливости не могло быть и речи. Самообладание, предписывавшее воину
необходимость в совершенстве владеть собой, также было неприемлемо в отношении
самурая к простонародью. Воин нисколько не старался себя сдерживать, если имел
дело с крестьянином или горожанином. Любое оскорбление чести и достоинства буси
(даже если ему это только показалось) или неуважительное отношение к
официальному положению воина позволяло немедленно пустить в ход оружие,
несмотря на то что бусидо учило прибегать к мечу только в случае крайней
необходимости и всё время помнить о чувстве ответственности за оружие. Тем не
менее случаи беспорядочного употребления в дело меча очень часто приводили в
феодальные времена к многочисленным убийствам мирного населения самураями. То
же можно сказать и о воспитании благосклонности, занимавшей в самурайской
морали одно из важных мест. Воины-профессионалы, привыкшие к жестокости, были
далеки от милосердия, сострадания, чувства жалости и симпатии к людям.
Многочисленные войны, длившиеся несколько веков вплоть до объединения страны
под властью сёгуна Токугава в начале XVII в., велись при непосредственном
участии самураев, которым было чуждо сознание ценности человеческой жизни, так
как они совершали самые жестокие поступки, не останавливаясь перед убийством, и
развивали в себе черты, противные человечности.
Жизнь врага, в глазах самурая, не стоила ломаного гроша, поэтому в пылу
сражения и речи не могло быть о пощаде и сострадании. Помиловать побеждённого
можно было лишь из тактических соображений или в расчёте на богатый выкуп.
Каждое новое убийство на поле брани должно было стимулировать личную храбрость
самурая - таким образом, враг приобретал свойства некоего пассивного стимула
отваги. Отсюда берёт начало и людоедский обычай кимо-тори. По синтоистским
поверьям, источником смелости в теле человека служит печень (кимо). Считалось,
что, съев сырую печень поверженного противника, получаешь новый заряд смелости.
Наиболее кровожадные самураи рассекали врага надвое от левого плеча до правого
бока приёмом кэса-гири ("монашеский плащ") и тут же, выхватив из
живого тела трепещущую печень, пожирали её.
О ритуальном вспарывании живота харакири (сэппуку) писали многие исследователи,
видя в нём пережитки варварских обрядов, синтоистских жертвенных мистерий и
шаманских культов айнов. Здесь мы снова сталкиваемся с тезисом
"добродетель, подтверждённая смертью". Ведь не случайно самурай,
погрешивший против заповедей Бусидо, но не совершивший низменного по характеру
поступка, был избавлен от постыдной церемонии казни. Сюзерен присылал ему
приказание совершить сэппуку, чтобы таким образом восстановить честь имени.
Семья осуждённого в таком случае не подвергалась преследованиям.
Добродетель, в понимании самурая, была сложным конгломератом моральных
установок. Остаётся лишь вопрос о роли личности в этой системе моральных
приорий.
Японские исследователи склоняются к тому, что базой всей традиционной этики
японского народа служит идея "он" - "отплаты за
благодеяния". Отсюда берут начало иерархические связи и отношения между
людьми. В космогонических воззрениях всех племён дальневосточного региона
(ареала культурного влияния древнего Китая) Вселенная предстаёт как гигантский
единый организм, продукт животворной биоэнергии (кит. - ци, или яп. - ки),
бесконечно членящийся на несметное количество частей, которые образуют всевозможные
органические и неорганические соединения. Человек, будучи одним из таких
соединений, не может пребывать вне соединения высшего порядка, каким является
коллектив - семья, род, клан, государство - и далее соответственно Азия, Мир,
Вселенная. Человек является порождением всех соединений высшего порядка и
порождающим для своих потомков для своих потомков и подчинённых. Таковыми
являются постулаты, общие для синтоизма, буддизма и конфуцианства.
Участник подобного миропорядка должен был испытывать чувство благодарности ко
всем "порождающим" и проявлять уважение к своим родителям, предкам и
божествам рода, вышестоящим, правителю, далее к императору (тэнно) как к
началу, скрепляющему нацию, и к его божественным предкам, формообразующим
Вселенную. Синтоистская доктрина "государства как единого тела"
(кокутай), главой которого является император, прекрасно дополнялась
конфуцианским учением о "мировой семье", где классическая триада -
Небо и Земля, порождающие человека, - соподчиняла по убывающей все звенья социальной
структуры.
Практическим путём к осуществлению "долга благодарности" для самурая
было следование пяти классическим "постоянствам": гуманности,
справедливости, благонравию, мудрости и правдивости. Все эти добродетельные
свойства, как известно, по конфуцианскому канону, призваны были
регламентировать нормы важнейших отношений (го рин): между господином и слугой,
отцом и сыном, мужем и женой, старшим и младшим и между друзьями.
Самурайская мораль предъявляла к буси серьёзные требования для исполнения
"он", развивающие абстрактные этические положения в стройную
практическую систему. Прежде всего воин должен был воспитать в себе
отрешённость от личного блага. Далее следовало претворить эту отрешённость в
дух сознательного самопожертвования ради интересов долга. Личность, проникнутая
духом самопожертвования и усвоившая закон чести, вместе с законом гуманности
должна была направить все силы на достижение всеобщего блага в рамках своего
рода, клана и т.д. Здесь вступал в действие принцип взаимной защиты и поддержки.
Идеалы Бусидо, хотя и сводятся в первую очередь к апологии фанатической
верности долгу, в общем противоположны идеалам тупого армейского солдафонства.
Даже изощрённое владение оружием само по себе, в отрыве от духовности, не может
служить подтверждением личных достоинств самурая: "Человек, который
завоёвывает репутацию благодаря техническому совершенству в воинских
искусствах, просто глуп. По неразумению своему он все силы сосредотачивает на
одном и добивается в этом деле успехов, отказываясь думать обо всём остальном.
Такой человек ни на что не годен!", - утверждает Ямамото Цунэтомо.
Самурайская доблесть должна проявляться не в заносчивости, не в пустом
фанфаронстве и безоглядной слепой храбрости, а в упорной ежедневной работе над
собой, в тщательной шлифовке мастерства и стремлении подняться на новую
ступень:
"Молодым людям следует совершенствовать свои качества воина так, чтобы у
каждого была твёрдая уверенность: "Я лучший в Японии!" В то же время
юный самурай должен ежедневно здраво оценивать свои занятия и быстро
ликвидировать обнаруженные пробелы и недостатки. Кто не будет именно в таком
смысле понимать самурайскую доблесть, ничего не сможет добиться", -
поясняет "Сокрытое в листве".
Гордость и заносчивость самурая на первый взгляд противоречат принципам бусидо,
но то же сочинение трактует гордость как один из столпов самурайской чести:
"Есть два вида гордости - внутренняя и внешняя. Ничтожен тот самурай,
который не обладает обоими видами гордости. Можно уподобить гордость клинку,
который следует наточить, прежде чем вложить в ножны. Время от времени клинок
вынимают, поднимают на уровень глаз, начисто протирают, затем снова прячут в
ножны. Если самурай постоянно размахивает обнажённым мечом, все сочтут, что
приближаться к нему не следует, и у него не будет друзей. В то же время, если
меч никогда не вынимался из ножен, лезвие потускнеет, и люди перестанут
считаться с хозяином".
Гордость и самоуважение самурая должны были проявляться не только в храбрости
на поле боя, но и в стойкости, столь необходимой каждому в повседневной жизни:
"Даже в случайном разговоре самурай не имеет права жаловаться. Он должен
постоянно контролировать себя, чтобы случайно не проронить словечка, уличающего
в слабости. По случайному замечанию, произнесённому невзначай, можно догадаться
об истинной природе человека", пишет Ямамото Цунэтомо.
Не приходится удивляться, что в феодальной клановой системе, где благополучие
буси и его рода целиком зависело от расположения сюзерена, главным из всех
"пяти видов человеческих отношений" раз и навсегда стала связь между
господином и слугой. Хотя самураи воспитывались на дидактических конфуцианских
хрестоматиях вроде "Двадцати четырёх почтительных сыновней Китая",
верность господину часто брала верх над сыновней почтительностью и постоянно -
над родительской любовью, относящейся к сфере "чувствительности".
Предания о знаменитых самураях и литературные произведения, в которых правда
переплетается с вымыслом, изобилуют примерами торжества вассального долга над
узами родства и дружбы.
Сюжет заклания собственного сына (дочери, внука) ради спасения жизни или чести
членов семьи сюзерена получил повсеместное распространение. Нечего и говорить о
том, с какой радостью самурай приносил свою жизнь на алтарь служения великому
закону гири. Быть щитом и мечом господина - в этом видели буси свой долг и
единственную возможность следования своему Пути (До). Единственной же гарантией
наилучшего выполнения долга, предначертанного самураю в его земной жизни, было
овладение тайнами воинских искусств и через них - тайной мироздания,
гармонического единства Неба, Земли и Человека.
Стоит остановиться также более подробно и на догмате абсолютной верности
вассала сюзерену, положенному в основу морали воинов.
Бесспорно то, что идея преданности слуги своему господину не всегда было
бескорыстным. Самураи храбро сражались на поле боя, но не забывали требовать
награду за свою "военную доблесть". Многочисленное количество
прошений с изложением обстоятельств проявления доблести, написанных с целью
получения награды свидетельствует о том, что мораль самураев не была истинной
моралью самопожертвования. Все интересы самураев были сосредоточены на том,
чтобы поддерживать свою семью и обеспечить будущее своим потомкам, верность же
господину была лишь средством для достижения этой цели.
Следствием стало желание самурая выделиться среди других, совершить личный
подвиг и тем самым отличиться перед господином, заслужить себе славу, почёт и
соответственно вознаграждение. Отсюда специфика и своеобразие самурайских
дружин эпохи средневековья. Личные армии феодальных князей были не единым
целым, а скорее массой воинов-одиночек, стремившихся к героическому поступку,
что и обусловило в немалой мере огромную массу подвигов, совершённых самураями.
Упоминаниями об этих "героических деяниях" буквально заполнена
литература о войнах эпохи средневековья.
Таким образом, налицо двоякое отношение самураев к богатству. Самураи
подчёркивали своё презрение к деньгам и всему, что с ними связано. Это
предписывала мораль. Что же касается крупных феодалов, то им особенно выгодно
было культивировать данный принцип среди воинов-профессионалов. Идеология
самурайства развивала его и направляла в определённое русло, подчиняла целям
служения господину. Человек, захваченный идеей презрения к материальным
ценностям, должен был стать в руках феодала машиной, не останавливающейся ни
перед чем, слепо исполняющей требования даймё и подчиняющейся только ему
одному. Такой воин, по бусидо, не должен был в силу своей неподкупности
предавать хозяина до самой смерти и при любых обстоятельствах. С другой
стороны, и вассалы, и феодалы были одинаковы по своей сути. И феодальные князья,
и самураи стремились урвать для себя по возможности как можно больше. Тут и
происходило нарушение принципов бусидо, возникала коллизия, обусловленная действительностью
феодального времени. В свою очередь это приводило иногда к прямому
предательству.
