Хотя Морихэй Уэсиба появился на свет уже в современную
эпоху, более чем через 20 лет после рождения Дзигоро Кано, он воплотил в себе
черты фантастической личноcти, напоминающей об Эпохе Богов.
Уэсиба родился в поселении Танабэ в префектуре Ванаяма. Танабэ расположен в
нескольких сотнях миль к югу от Осаки, на побережье Тихого океана, и возле него
начинается паломническая тропа, ведущая к сокровенным горам Кумано. Эти
священные горы почитались с самого рассвета истории Японии; они усыпаны
древними синтоисткими святилищами, волшебными буддийскими храмами, загадочными
пещерами и священными водопадами. Первоначально эта область называлась
"Провинция Кии", и практикующие японский вариант фэн-шуй утверждают,
что поток космической энергии достигает в этих местах большей силы, чем
где-либо еще в стране.
Юки Уэсиба родила уже трех дочерей, и она и её муж Ёроку страстно молились,
чтобы небеса даровали им сына. 14 декабря 1883 года у них родился сын, которого
они назвали Морихэем. Хотя он родился крепышом - его дед и отец славились своей
физической силой, - он был небольшим и довольно болезненным младенцем. Несмотря
на то, что в будущем ему суждено было явить сверхчеловеческую силу,
телосложение Уэсибы на протяжении всей его жизни оставалось достаточно хрупким.
Будучи одним из наиболее влиятельных семейств в Танабэ, клан Уэсиба владел в
этом районе крупными участками земли, равно как и правами на собирание раковин
вдоль части побережья залива. Ёроку более 20 лет был членом совета поселения.
Мать Уэсибы, Юки, занималась искусствами и литературой и была очень
благочестивой. Каждый день она поднималась в 4 часа утра, чтобы успеть посетить
богослужения в главных храмах поселения до начала трудового дня. Когда Уэсиба
исполнилось 15 лет, она начала брать его с собой в это ежедневное
паломничество. Мать очень любила рассказывать сыну волшебные истории о святых с
гор Кумано.
Уэсиба был ненасытно любопытным ребенком с фотографической памятью. Его
образование началось с изучения китайской классической литературы. Поскольку
его учителем стал монах-синтоист, помимо китайских текстов Уэсиба изучил также
обряды эзотерического буддизма. Он быстро уставал от сухих доктрин Конфуция, но
полюбил богатые тексты Сингон. Юный Уэсиба был очарован зрелищем ритуала огня и
звучанием мистических песнопений Сингон и нередко повторял слова различных
мантр во сне. Он овладел также методами визуализации Сингон, во время которых
человек мысленно призывает какое-либо божество, а затем пытается слиться с этим
образом. С юных лет видения стали центральной частью его внутренней жизни.
Кроме того, Уэсиба интересовался книгами по математике и другим наукам и часто
был поглощён экспериментами, которые придумывал сам. Побоявшись, что его сын
превратится в "книжного червя" и заядлого мечтателя, Ёроку
предоставил ему возможность заниматься сумо, продолжительной ходьбой и
плаванием. Океан простирался в каких-то двух-трех минутах ходьбы от дома
Уэсиба, и в течение своей жизни в Танабэ Уэсиба выработал для себя правило
ежедневно бывать у воды: ребёнком он купался и ловил рыбу острогой, а юношей -
совершал религиозные омовения. Большую часть детства он провёл на свежем
воздухе - у океана, в полях и в горах. Так он научился понимать и ценить как
блага, так и устрашающую силу природы. Когда однажды ночью на его отца напала группа
бандитов, нанятых политическими противниками, Уэсиба открыл для себя кое-что
новое о человеческой природе - человек должен быть достаточно сильным для того,
чтобы суметь дать отпор грубой силе.
Он любил книги, обожал учиться, но терпеть не мог классные комнаты. Слишком
нетерпеливый и непоседливый для многочасового затворничества в помещении, в
первый год учебы он упрашивал родителей забрать его из средней школы. Потом он
изучал в специальном заведении соробан ("счеты"), где получил возможность
заниматься в собственном ритме. Проявив эти способности к вычислениям, уже
через год он выполнил обязанности помощника учителя. Примерно в 1900 году его
приняли на должность бухгалтера в местное налоговое управление.
Однако вскоре после того, как Уэсиба получил это место, он включился в
деятельность, направленную против недавно принятого закона о регуляции рыбной
ловли. Уэсиба считал, что этот закон ставит в невыгодные условия местных
рыбаков, которым, чтобы сводить концы с концами, приходилось заниматься и земледелием
и рыбной ловлей. В знак протеста он оставил свою должность, присоединился к
демонстрантам и стал одним из лидеров группы, противодействующей новому закону.
Это чрезвычайно расстроило отца Уэсиба, которому, как члену совета поселения
необходимо было внедрять новое законодательство.
Удручённый тем, что движение протеста постепенно угасло, Уэсиба мучительно
искал нового занятия. Семья решила, что ему поможет перемена обстановки, отец
снабдил его деньгами, и девятнадцатилетний Уэсиба отправился весной 1902 года в
Токио.
В столице он несколько месяцев помогал хозяину одной лавки, а затем торговал
канцелярскими и школьными принадлежностями с ручной тележки. Вечерами он
занимался дзю-дзюцу в Тэнсин Синъё-рю и фехтованием в Синкагэ-рю. Эти
тренировки не продолжались очень долго, но давали Уэсиба намёк на его истинное
призвание - путь воина духа.
Бизнес Уэсиба процветал, и он смог нанять нескольких помощников. Однако после
продолжительной болезни, которая была вызвана многочасовым трудом и скверным
питанием, он передал дело своим работникам, не потребовав при этом выплаты
своей доли. Вернувшись в Танабэ, в октябре 1902 года он женился на Хацу
Итогава, своей дальней родственнице по линии матери. Вот-вот готова была
разразиться война между Россией и Японией, и Уэсиба понимал, что скоро его
могут забрать в армию. Чтобы восстановить свое здоровье и укрепить тело, он
разработал жесткую программу тренировок. Он проводил долгие часы в горах,
упражняясь с мечом; он носил на своей спине больных и немощных паломников весь
двадцатимильный путь к Святилищу Кумано, совмещая при этом акт милосердия с
тренировками. Чтобы выработать силу рук, он работал на рыбачьих лодках; подобно
Фунакоси, Уэсиба выходил в море во время тайфуна и проверял свои силы в борьбе
со штормовыми волнами и неистовыми порывами ветра. Очень скоро его физическое
состояние стало великолепным, но Уэсиба пугало, что его не возьмут в армию
из-за невысокого роста. Уэсиба был не таким маленьким, как Фунакоси, но его
рост составлял всего 156 сантиметров. Поскольку минимальный рост, допустимый
для военнообязанных, равнялся 157.5 см, Уэсиба не прошел первичный медицинский
осмотр. Многие молодые люди с облегчением избегали военной службы, но Уэсиба
был не из таких. Он хотел пойти в армию, он желал быть командиром, он страстно
мечтал стать героем. Вознамерившись попасть в пехоту, этот решительный юноша
начал упражняться в висах на ветвях деревьев с привязанными к ногам тяжестями,
чтобы выпрямить свой позвоночник.
Его настойчивость была вознаграждена, он прошел вторичный осмотр и был
направлен в резервные части, расположенные под Осакой. Вернувшись из Токио,
Уэсиба продолжил практиковать Сингон-буддизм, и его учитель, монах Мицудзё
Фудзимото (скончался в 1947 году), провел специальный ритуал огня, когда Уэсиба
приняли в армию. В завершение церемонии Мицудзё одарил Уэсиба сингонским знаком
"Печати Обретения". С этого начался продолжительный ряд мистического
опыта Уэсибы: "Я почувствовал себя так, словно ангел-хранитель поселился в
самом сердце моего существа".
Хотя жизнь в Императорской Армии была чрезвычайно грубой и тяжелой, Уэсиба
нравилась строгая военная дисциплина. Он становился первым добровольцем на
любую задачу, пусть даже самую неприятную, вроде чистки отхожих мест. Во время
марш-бросков он помогал отстающим нести их поклажу, успевая при этом оказаться
в первых рядах на финише. Кроме того, он приобрёл необычайную сноровку в
штыковом сражении. В течение армейских лет Уэсиба превратил себя в тэцудзина -
"железного человека", - и его вес составлял 82 кг.
В то время он записался в додзё Масакацу Накаи, расположенное в Сакаи, одном из
пригородов Осаки, и занимался там в дни увольнений. Накаи был выдающимся
мастером боевых искусств и преподавал Ягю-рю дзю-дзюцу в сочетании с приёмами
фехтования мечом и копьем. Позже Накаи познакомился с Дзигоро Кано, который дал
ему высочайшую оценку и, предположительно, мог быть его учеником (по некоторым
свидетельствам, однажды в Осаке состоялись состязания между учениками Накаи и
воспитанниками Кодокана, в которых победили "накайцы"). Уэсиба
прилежно занимался у Накаи и еще одного учителя но имени Цубой; в 1908 году эта
школа выдала ему свидетельство о праве преподавания Гото-ха Ягю-рю дзю-дзюцу.
К 1904 году русско-японская война набрала полную силу, но Уэсиба по-прежнему
оставался в резервных частях. Он требовал, чтобы его отправили на фронт, и в
1905 году его перевели в подразделение, отправлявшееся в Манчжурию. Неизвестно,
насколько близко к фронту служил Уэсиба. Его отец тайно написал несколько писем
в военное ведомство, в которых просил, чтобы его единственного сына держали
подальше от передовой; таким образом, маловероятно, что Уэсиба участвовал в
рукопашных схватках.
Так или иначе, но Уэсиба вернулся с войны живым и невредимым. Учитывая его
задор, неудивительно, что несколько командиров рекомендовали ему поступать в
Школу офицерской подготовки. Дослужившийся до звания сержанта, Уэсиба всерьез
рассматривал эту возможность, но его отец твердо возражал против такого шага. В
результате Уэсиба уволился из армии и вернулся домой в Танабэ.
Следующие годы стали для него настоящим испытанием. Ему по прежнему необходимо
было найти своё место, и вскоре начал сказываться груз незнания цели своей
жизни. Склонный к приступам острой тоски, Уэсиба мог на многие часы запереться
в своей комнате и молиться, а мог, никого не предупредив, на несколько дней
исчезнуть в лесах; семья начала беспокоиться за его душевное здоровье. Отец
выстроил на принадлежащей семейству территории небольшой додзё и предложил сыну
тренироваться, чтобы избавиться от подавленности. Это немного помогло, а в 1909
году Уэсиба попал под благотворное влияние Кумакусу Минакаты (1867-1941).
Уэсиба всегда привлекали необычные люди, а Минаката был эксцентриком мирового
уровня. Он был одним из первых японцев, пересекавших океан, жил в Соединенных
Штатах, в Вест-Индии, а потом обосновался в Англии и читал лекции о Японии в
Кембридже. После восемнадцати лет, проведенных за границей, Минаката вернулся в
1904 году на родину в Танабэ и немедленно впутался в полемику по "Закону о
местах поклонения". Правительство Мэйдзи собиралось подчинить себе как
можно больше таких мест, чтобы потом присвоить земли мелких святилищ для
"развития". Минаката, который был широко известен и как
естествоиспытатель, неистово противостоял этому закону, прекрасно понимая, что
результатом станет уничтожение красоты природы этого района, за которым
неизбежно последует и угасание народной культуры Вакаямы. Минаката и Уэсиба
объединились и возглавили движение протеста, которое завершилось довольно
успешно - была конфискована лишь пятая часть святилищ Вакаямы, а Танабэ лишился
только шести из сотни своих мест поклонения.
Борьба за правое дело улучшила состояние духа Уэсибы, а Минаката помог ему
подняться в собственных глазах еще выше. Уэсиба осознал, что не сделает себе
будущего в Танабэ. Этот район был слишком гористым для еще одной рисовой
плантации, а гавань была заполнена рыбачьими лодками ровно настолько, сколько
она могла вместить и сколько допускалось законами. Большинство безработной
молодежи уже отправилось на поиски более плодородных пастбищ; некоторые из них
добирались даже до Гавайев и Западного побережья Соединенных Штатов. Поэтому,
когда распространились призывы к добровольцам о переселении на самый северный
из крупных островов Японии - Хоккайдо, Уэсиба решил стать одним из пионеров.
В 1910 году, после предварительной поездки на Хоккайдо и осмотра острова,
Уэсиба вернулся домой с уверенностью в том, что эти девственные земли
чрезвычайно многообещающи. В течение следующих двух лет ему удалось набрать
группу из восьмидесяти четырех человек, готовых пуститься в рискованное
путешествие к Сиратаки, плодородному и богатому пресной водой району Хоккайдо,
который Уэсиба присмотрел во время своего первого осмотра. Группе вполне
хватало энтузиазма, но не необходимых ресурсов, и неизменно щедрый отец Уэсибы
выделил денежные средства для всей команды. Они отплыли на Хоккайдо 29 марта
1912 года (жена Уэсибы, родившая в 1911 году их первенца, дочь, должна была
перебраться к мужу несколько позже).
Район Сиратаки расположен в самом центре крупного острова Хоккайдо, и
путешествие к нему, от мягкой климатом Вакаямы, оказалось совсем непростым.
Из-за задерживающих движение снежных буранов группа добралась туда лишь во
второй декаде мая. Быть пионером - тяжёлое занятие, и первые три года в Сиратаки
были для поселенцев очень сложными. Урожаи были скудными, климат суровым, а
помощь извне - недоступной. Группа перебивалась дикими горными овощами, орехами
и речной рыбой. После начального периода постоянной нужды повысился доход от
лесозаготовительных работ, усовершенствовались навыки земледелия, и на месте
лагеря возникла настоящая деревня.
Уэсиба, воодушевленный борьбой с трудностями, ни разу не падал духом; он всегда
оставался основной движущей силой всей колонии. Он был талантливым организатором,
способствовал началу лесозаготовительных работ, выращиванию мяты и
свиноводству, и активно занимался общественной деятельностью, сформировав
медицинские и санитарные бригады; другими словами, он выполнял роль члена
совета поселения. В 1916 году сильный пожар уничтожил восемьдесят процентов
всех сооружений и стал настоящим несчастьем для колонистов, но, благодаря
неутомимым усилиям Уэсиба, проект заселения Хоккайдо стал, в конечном итоге,
чрезвычайно успешным.
Уэсиба продолжал отправлять религиозные обряды, и в первую очередь, мисоги -
ритуальные омовения холодной водой, что было настоящим подвигом в условиях
леденящего холода Хоккайдо. В это время его упражнения в боевых искусствах
заключались, в основном, в борьбе с огромными бревнами, которые он рубил специально
уравновешенным тяжелым топором - говорят, что однажды Уэсиба умудрился
самостоятельно свалить и обтесать пятьсот деревьев за один сезон. Он непременно
участвовал в любых импровизированных состязаниях по сумо и в поединках с
использованием деревянных штыков. Иногда ему случалось сталкиваться с
разбойниками, но подобные встречи не представляли никакой угрозы для человека с
таким опытом в боевых искусствах, какой был у Уэсиба. Пару раз ему доводилось
встречаться с большими медведями острова Хоккайдо, но ему каким-то образом
удавалось умиротворить этих зверей. Уэсиба был очень высокого мнения о
собственных силе и мастерстве - до тех пор, пока не познакомился с Сокаку
Такэда, Великим Мастером Дайто-рю.
Если бы Сокаку Такэда ( 1860 - 1943) жил сейчас, он вполне мог бы стать
величайшим мастером боевых искусств современности. Возможно, ни Кано, ни
Фунакоси не могли бы сравниться с Такэда, который обрёл свою устрашающую мощь в
непрерывных поединках как в додзё, так и на улицах по всей Японии. Такэда
родился в Айдзу, на родине самых свирепых самураев страны. Его отец Сокити
(1819-1906) был чемпионом по борьбе сумо, а также мастером искусств владения
мечом и копьем, и Сокаку с самого детства учился боевым искусствам на земляном
полу семейного додзё. Даже после краха феодального строя, за которым в 1868
году последовала реставрация Мэйдзи, Такэда вел себя, как воин старой закалки.
Он отправился в длительное путешествие и обошел всю Японию вдоль и поперек,
обучаясь и вступая в поединки с лучшими мастерами будо, не упуская случая
проверить свои силы в схватках с теми, кто бросал ему вызов.
В течении нескольких лет после реставрации правления Мэйдзи в стране царило
беззаконие и беспорядки, и у Такэда было множество возможностей проявить свою
храбрость в столкновениях с бандитами и грабителями. Ничто не доставляло ему
большего удовольствия, чем наказание разбойников, немалое число которых погибло
от ранений после встречи с ним. В 1877 году Такэда попытался присоединиться к
повстанцам Кюсю, возглавляемым Сайго Такамори. Этот план расстроился, ибо
мятежники были разгромлены еще до того, как Такэда успел записаться в их ряды,
но он провел два года на Кюсю и в Окинаве, оттачивая свою технику в поединках с
местными мастерами каратэ (поскольку в то время занятия каратэ все еще
сохранялись в глубокой тайне, большинство из этих поединков проводилось под
видом уличных драк). Некоторые источники утверждают, что Такэда даже заплатил
за "экскурсию" по опасным портам Гавайев.
Время от времени Такэда возвращался в Фукусиму для изучения под руководством
Таномо Сайго (1872-1923) секретных техник осики-ути, хранимых кланом Айдзу.
Таномо обучал этим приёмам и своего приёмного (по некоторым утверждениям,
незаконнорожденного) сына Сиро Сайго, сыгравшего столь важную роль в Кодокане в
первые дни его существования. Доподлинно неизвестно, что именно входило в
искусство осики-ути (оно все-таки было секретным), но, несомненно, учение
осики-ути было основано на самурайской этике и техниках боевых искусств. В
результате Такэда объединил основные элементы осики-ути с техниками, взятыми из
его практического опыта в классических будо и реальных схватках, и сформировал
новое направление, которое назвал Дайто-рю айки-дзюцу.
Такэда вел жизнь странника, держался в стороне от цивилизации и скитался по
отдаленным районам Северной Японии. Если бы он обосновался в крупном городском
районе вроде Токио или Осаки, вокруг него могла бы сформироваться организация,
сравнимая по размерам и влиянию с Кодоканом. Учитывая, что большую часть своей
жизни он преподавал в области, известной как "японский Тибет",
поразительно то огромное число выдающихся офицеров и правительственных
чиновников, которые были учениками Такэда. Так американский президент Теодор
Рузвельт узнал о выдающейся удали Такэда от одного американца, на долю которого
выпало несчастье встретиться с Такэда в поединке. После этого один из учеников
Такэда по имени Хара был приглашён для преподавания в Соединенные Штаты (к
сожалению подробности неизвестны).
Сам Такэда избегал публичной известности, отгораживался от окружающего мира,
поэтому многие детали его биографии остаются неизвестными. Он не имел
серьёзного образования и часто изрекал еретические мысли: "Представление о
том, что будо и глубокая образованность имеют для самурая равную ценность,
является полной чушью. Книжное образование совершенно бесполезно!" Он
страдал болезненной подозрительностью и заставлял своих учеников пробовать его
еду и питьё, чтобы убедиться, что они не отравлены, Такэда был сложным и
требовательным человеком.
Несмотря на это, его успехи в незаконных схватках привели к тому, что он стал
очень популярен как инструктор в отдаленных полицейских участках, помогавший им
бороться с опасными разбойничьими бандами. Таланты Такэда имели особое значение
на Хоккайдо, который в те времена очень напоминал американский "дикий
Запад" - огромные неосвоенные пространства, наводненные теми, кто был не в
ладах с законом. Хотя Такэда жил на Хоккайдо еще с 1910 года, Уэсиба встретился
с ним только в 1915 году. (Хоккайдо оставался базой Такэда до 1930 года. Он
женился на храброй девушке, которая была на тридцать лет моложе его, родила ему
семерых детей и, кроме того, исполняла роль помощника учителя в Дайто-рю. Она
трагически погибла во время пожара в 1930 году).
Уэсиба представил Такэда Кэнтаро Ёсида (1886-1964), еще один довольно необычный
человек. Он был известным сторонником правых сил и одно время жил в США -
предположительно, в качестве шпиона. Занятия Дайто-рю проводились на постоялом
дворе в Энгару, крупнейшем поселке этого района. Как только Уэсиба увидел
Такэда в действии, он тут же загорелся желанием учиться у него и записался
сразу на десятидневный курс.
Такэда не унаследовал телосложение от своего отца, чемпиона по сумо. Он был
невысоким (ниже пяти футов) и довольно худым. Его выдающиеся способности были
основаны на совершенной технике, безупречном чувстве времени, контроле над
разумом и владении энергией Ки. Ки является ключевым элементом будо; это
неиссякаемый источник энергии и физической силы. Такэда мог одолеть любое число
атакующих благодаря использованию айки, тонкого смешения положительной и
отрицательной энергий. Уэсиба был восхищен мастерством Такэда и, как только
прошел первый курс, немедленно записался на еще одну десятидневку. С этого
времени Уэсиба обучался у Такэда при любой возможности, сопровождал учителя во
всех поездках и часто приглашал погостить в своем доме.
Когда Такэда останавливался в доме семьи Уэсиба, Морихэй вставал в 2.30 утра,
чтобы приготовить своему наставнику ванну. Затем он разводил камин, чтобы
согреть комнату Такэда, и принимался готовить завтрак. Уэсиба провожал Такэда в
ванную, кормил его завтраком, а потом в течение часа делал ему массаж. Взамен
Уэсиба получал частные уроки, которые были настолько же безжалостно суровыми,
насколько неоценимыми по своей важности. Перебравшись на Хоккайдо, Уэсиба
получил огромную пользу. Испытание первопроходца, заключавшееся в том, чтобы
сделать нечто из ничего, ободрило и закалило его. Он достиг успехов в
земледелии и предпринимательстве и проявил себя ответственным гражданином. В тяжёлых
условиях неосвоенных пустошей он расцвёл и обрёл необычайную физическую силу и
выносливость. Он учился будо у лучшего мастера боевых искусств во всей стране.
Но, несмотря на всё это, Уэсиба никак не мог успокоиться; его всегда манило
нечто большее, чем обычный материальный достаток или доблесть в боевых
искусствах. Он стремился к чему-то более глубокому, к цели, более возвышенной.
В декабре 1919 года он получил телеграмму, извещавшую, что его отец смертельно
болен. Уэсиба подарил свой дом Такэда, разделил с ним недвижимость и имущество
и навсегда покинул Хоккайдо.
Уэсиба вернулся в Танабэ не сразу. Что-то потянуло его в Аябэ, штаб-квартиру
Омото-кё. Омото-кё было одной из "новых религий", возникших в период
смут и перемен, катившихся по Японии во второй половине девятнадцатого и начале
двадцатого веков. Новые религии имели, по большей части, миссионерский
характер. Что касается Омото-кё, то его возглавлял "Будда, Которому
Суждено Прийти" - Онисабуро Дэгути (1871 - 1947).
Из всех колоритных личностей, с которыми Уэсиба познакомился за свою насыщенную
событиями жизнь, Дэгути был, несомненно, самым обаятельным и неоднозначным.
Религия Омото-кё была создана Нао Дэгути (1836 - 1918), очень бедной
крестьянкой, которая стала шаманом. Онисабуро женился на дочери Нао, Суми, и в
конце концов встал во главе организации, видоизменив её по собственному
представлению. Для Дэгути - который утверждал, что провёл семь дней, скитаясь
по безбрежным просторам Вселенной и встречаясь со всеми божествами, известными
человечеству, - этот образ заключался в агрессивных пророчествах, элегантной
эстетичности и чрезмерной пышности. Возможно, именно надежда на чудо, способное
спасти его умирающего отца, заставила Уэсиба принять участие в богослужении,
проводимом в главном зале Омото-кё. Во время службы перед ним возник образ
отца, худая и прозрачная фигура. Неожиданно к Уэсиба подошел Дэгути и спросил:
"Что ты видел?" "Моего отца, - ответил Уэсиба. - Он был
таким...". "С ним все будет в порядке, - заверил его Дэгути. - Не
беспокойся".
Уэсиба оставался в Аябэ еще семь дней, изучая Омото-кё, и чем больше он
узнавал, тем больше захватывала его эта новая религия. К тому времени как он
вернулся в Танабэ, его отец уже умер. Его родственники были очень огорчены тем,
что он прибыл так поздно.
Отец скончался мирно и спокойно и оставил сыну такие последние слова: "Не
ограничивай себя; живи так, как тебе хочется жить". Услышав эти слова,
Уэсиба схватил свой меч и ушел в горы.
В юности Уэсиба часто скрывался в горах в минуты горя и проводил там целые дни,
яростно рассекая мечом воздух. После смерти отца он размахивал им настолько
неистово, что в полицию начали поступать просьбы арестовать "человека с
мечом". К счастью, начальник полиции в свое время служил под его началом в
армии и узнал обезумевшего от горя Уэсиба, так что тот избежал ареста. Через
некоторое время он немного успокоился, но, когда он объявил о своем намерении
переехать в Аябэ и примкнуть к секте Омото-кё, семья решила, что он потерял
рассудок. У Уэсиба уже было двое детей (сын родился на Хоккайдо), и его жена
ожидала третьего ребенка. Кроме того, теперь Уэсиба необходимо было заботиться
и о матери. "Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что боги призывают
тебя? - допытывалась жена Уэсибы. - Разве боги станут платить тебе зарплату?"
Но Уэсиба был непреклонен, и в начале 1920 года вся семья перебралась в Аябэ.
Почему Уэсиба так увлекся Дэгути - понять легко. Его всегда влекли, в первую
очередь, духовные ценности, а не боевые искусства, а Омото-кё представляло
собой плодородную почву для продвижения к цели "полного пробуждения".
Дэгути разработал несколько эффективных методик медитации и мощные заклинания,
основанные на теории котодама ("дух-звук"). Кроме того, он внушал
своим последователям, что "искусство есть основа религии", - целью Омото-кё
было превращение любой обыденной деятельности в творчество. В человеке
поощрялась любая творческая активность: поэзия, пение, каллиграфия, гончарное
дело, ткачество и приготовление пищи. Еда в Аябэ была домашнего приготовления,
свежая и естественная. Теология была космической: все религии произошли из
единого источника, а все нации мира рано или поздно тесно сольются друг с
другом. Еще более важным было то, что Уэсиба и Дэгути были настроены на одну и
ту же духовную "волну"; Уэсиба был освобождён от различных
организационных забот и обладал свободным временем, достаточным для того, чтобы
довести свое особое искусство до уровня полной зрелости.
Дэгути верил, что подлинным предназначением Уэсиба является распространение по
всему миру истинного смысла будо. На территории секты был выстроен додзё, и
тридцатишестилетний Уэсиба начал обучать будо членов Омото-кё. Однако первый
год, который семья Уэсибы провела в Аябэ, вовсе не был счастливым. В 1920 году
от болезней умерли оба сына Уэсиба, а затем, в феврале 1921 года, в Аябэ
нагрянули правительственные агенты.
Японские власти давно установили бдительный надзор за Дэгути. Хотя в те времена
в Японии было очень много проповедников, претендовавших на роль мессии, к
большей части из них правительство относилось как к безобидным
"чокнутым". Но с Дэгути дела обстояли иначе: он сплотил вокруг себя
большое число влиятельных последователей, образовал все национальную сеть
преданных членов Омото-кё и даже начал выпускать собственную газету, с помощью
которой широко распространял свои радикальные идеи. Он был блестящим оратором и
прекрасно оформлял свои выступления, и, хотя угроза того, что Дэгути сможет
свергнуть правительство и провозгласить себя императором, была призрачной,
раздражённое правительство решило не оставлять ему никаких шансов. Дэгути был
обвинен в покушении на престол, арестован и признан виновным. Через четыре
месяца его освободили под залог, но, пока он был в тюрьме, штаб-квартира
Омото-кё была разгромлена и сожжена государственными чиновниками. Неустрашимый
Дэгути начал восстановительные работы, как только вышел из заключения.
"Первый инцидент с Омото-кё" не очень затронул Уэсиба. Он был
недавним членом секты и не успел попасть под правительственный надзор; кроме
того, перед переездом в Аябэ он весьма предусмотрительно закупил трехлетний
запас риса, и это позволило его семье выжить в период преследований. В июне
1921 года родился третий и единственный выживший сын Уэсибы - Киссомару.
В конце апреля 1922 года в Аябэ приехал Такэда с женой и другими членами семьи.
Приглашал ли Уэсиба Такэду или же тот приехал к Уэсиба по собственному почину,
остаётся предметом споров; так или иначе, Такэда провел у него четыре месяца,
обучая его Дайто-рю айкидзюцу. Такэда не понравился Дэгути с первого взгляда;
"От этого человека пахнет кровью и насилием", - сказал Дэгути. С
другой стороны, Такэда тоже не скрывал своего презрения к верованиям Омото-кё.
Он покинул Аябэ в сентябре, выдав Уэсиба диплом полноправного учителя Дайто-рю.
Уэсиба продолжил преподавание и занятия в Аябэ и проводил долгие ночи на свежем
воздухе, упражняясь с мечом и копьём: он развесил на ветвях деревьев,
окружавших додзё, мячи, сделанные из губки, и с их помощью быстро достиг
совершенства в работе с копьем. Помимо обязанностей учителя будо, Уэсиба отвечал
за урожаи обширных фруктовых садов Омото-кё. Его день начинался в три часа утра
- он вставал так рано, чтобы успеть собрать удобрения и поработать на огороде.
В феврале 1924 года Дэгути вместе с Уэсиба, который выполнял обязанности его
телохранителя, и еще несколькими членами секты тайно покинули Японию и
предприняли "Великое Монгольское путешествие". Дэгути, который всегда
стремился к самым вершинам, мечтал о создании в Монголии "рая на
земле". Японские агенты, действовавшие в Китае, поддерживали Дэгути; они
были уверены в том, что им будет легче достичь контроля над Монголией, если
сердца местных жителей будут предварительно завоеваны какой-нибудь обаятельной
религиозной фигурой. Хотя Дэгути прекрасно понимал, что правые заговорщики
пытаются использовать его в собственных целях, он был уверен, что сможет
обернуть любую ситуацию в свою пользу и основать "Мирное Царство" или
"Новый Иерусалим" и не станет послушной куклой в играх колониального
правительства.
В Китае Дэгути и его группа объединились с Яно, шпионом и вооружённым курьером
и предводителем китайской банды по имени Лу. Дэгути объявил себя
"Далай-ламой Восходящего Солнца", и вся группа отправилась в
Центральную Монголию. Монголы уже были знакомы с понятием "рай на
земле" - они называли его "Шамбала", - и, поскольку они верили в
пришествие спасителя мира Будды Мироку, безукоризненно играющий свою роль
Дэгути произвел настоящую сенсацию среди благочестивых монгольских буддистов.
Отношение же к группе Дэгути со стороны местных феодальных князей, разбойничьих
банд и китайской армии было совсем не таким теплым, и их группа часто попадала
под обстрелы. К счастью для Уэсиба, он был наделён волшебным шестым чувством,
которое позволяло ему предугадывать направление пуль. Хотя Уэсиба довольно
легко удавалось избегать угрозы огнестрельного ранения, ему все же пришлось
принять участие в нескольких рукопашных схватках не на жизнь, а на смерть. К
концу путешествия жизни людей из группы Дэгути все чаще подвергались опасности,
и Уэсиба просиживал ночи рядом с Дэгути, защищая своего учителя.
Увы, время для основания рая на земле ещё не пришло. Лу и все 130 членов его
банды были взяты в плен китайскими войсками и казнены. Японских
"агитаторов" связали и привели на то же залитое кровью место для
казней. Дэгути и его группа пропели прощальные стихи и хладнокровно ожидали
своей участи. Но по каким-то причинам китайские стрелки замешкались, а затем
смертный приговор был отменён - было решено передать группу Дэгути в
распоряжение японского консульства. В июле 1924 года Дэгути и Уэсиба
невредимыми вернулись в Японию.
Там Дэгути был арестован за нарушение залогового обязательства, но Уэсиба мог
свободно вернуться в Аябэ. Блуждая по бескрайним и загадочным равнинам
Монголии, Уэсиба постоянно смотрел в лицо смерти, а от его руки погибло
множество свирепых головорезов. Под воздействием такого искаженного опыта
Уэсиба стал совсем другим человеком. Занимаясь с ещё большим напряжением, чем
прежде, Уэсиба вооружал своих учеников настоящими острыми клинками и требовал,
чтобы они вполне серьезно пытались ранить его. Близкие Уэсиба могли ощущать,
как вокруг него бушует пугающая сила; иногда, когда он входил в комнату, в ней
начинали трястись предметы. В этот период Уэсиба часто странствовал по
окрестностям и заходил на юг до самого Кумамото; судя по всему, он провел
определенное время в суровом аскетизме ямабуси у водопада Нати в горах Кумано.
Весной 1925 года в додзё Аябэ явился флотский офицер, известный своим
мастерством в кэндо. Во время беседы с Уэсиба у них возникли разногласия в тонких
вопросах будо, и Уэсиба предложил офицеру попробовать ударить его деревянным
мечом. Взбешенный таким поведением, которое он счел просто наглостью, офицер
стал свирепо размахивать мечом. Невооруженный Уэсиба избегал самых быстрых
ударов и молниеносно реагировал на каждый выпад. Когда совершенно измученный
офицер сдался, Морихэй вышел в сад, чтобы умыть лицо холодной водой и собраться
с мыслями.
Проходя между деревьями, он почувствовал, как под его ногами задрожала земля, и
в тот же миг его окутало золотым светом. Окруженный этим светом со всех сторон,
Уэсиба потерял чувство пространства и времени, а затем все вдруг стало чистым и
ясным. "Я видел чудо, - говорил он позже, рассказывая об этом событии, - и
достиг просветления - чистого, покоряющего эго, мимолетного и несомненного. В
одно мгновение я познал природу сотворенного: путь воина заключается в
проявлении божественной любви, духа, который пронизывает и питает все сущее.
Слёзы благодарности и счастья катились по моим щекам. Я увидел всю Вселенную
как свой дом; солнце, луна и звезды стали моими близкими друзьями. Исчезла
какая-либо привязанность к материальным предметам".
После этой потрясающей трансформации Уэсиба начал проявлять неслыханные
способности: он мог переносить огромные валуны, делать прыжки невероятной длины
и уклоняться от любых нападений - всегда и везде. Естественно, что такие
поразительные подвиги привлекли внимание людей и вне Омото-кё.
Молодой мастер дзю-до по имени Нисимура, заинтересовавшийся учением Омото-кё,
приехал в штаб-квартиру Аябэ и встретился с Дэгути. Узнав, что Нисимура
является старшиной Клуба Дзю-до при Университете Васэда, озорной руководитель
Омото-кё сказал: "У нас тут есть один парень, который хвастается, что он -
лучший мастер боевых искусств во всей Японии. Почему бы вам не показать ему
настоящее дзю-до и не научить парочке действительно неплохих приемов?"
Нисимура, крупный и сильный молодой человек, которому лишь недавно исполнилось
двадцать, едва сдерживался от издевки, когда его познакомили с Уэсибой. "Что?
Этот неотесанный деревенский парень считает, что он лучший в Японии? Да я его в
порошок сотру!" - думал он. Двинувшись к Уэсиба, Нисимура внезапно
осознал, что каким-то необъяснимым образом уже оказался сидящим на полу. В
очередной раз вскакивая на ноги, он бросался на Уэсиба, но результат был одним
и тем же. Когда Нисимура заметил, что на лице Уэсибы сияет добрая улыбка, он
был просто восхищен: "Какое это чудо - боевое искусство, в котором тебя
бросают на пол с улыбкой!"
Нисимура рассказал об Уэсиба своим друзьям, и вскоре повсюду распространились
слухи о "волшебнике из Аябэ". Осенью 1925 года адмирал Исаму Такэсита
(который покровительствовал Кано и Фунакоси, а теперь и Уэсиба) организовал в
Токио демонстрацию для избранной группы высокопоставленных сановников. Эта
демонстрация стала настоящим потрясением. Уэсиба внушил собравшимся подлинное
благоговение, когда, помимо прочего, проткнул копьем несколько 125-фунтовых
мешков с рисом и начал разбрасывать их, не выронив при этом ни единого
зернышка. В результате его пригласили провести трехнедельные курсы обучения во
дворце Аояма, на которых занимались мастера дзю-до и кэндо самого высокого
уровня.
Хотя этот семинар прошёл чрезвычайно успешно, официальные лица запретили
участие Уэсибы в каких-либо организованных государством мероприятиях по причине
его тесной связи с неблагонадежным Дэгути. Оскорбленный подобными намёками,
Уэсиба вернулся в Аябэ. Однако Дэгути убедил его в том, чтобы он оставил
Омото-кё и начал двигаться своим собственным, уникальным путём. Он напомнил
Уэсиба: "Подлинным предназначением твоей жизни является распространение по
всему миру истинного смысла будо".
В 1926 году адмирал Такэсита уговорил Уэсиба вернуться в Токио. Он быстро обрёл
последователей среди военных
